Не вижу принципиального противоречия между властью и творчеством. Они принадлежат разным измерениям: творчество имеет дело с генерацией идей и их воплощением в материальном мире (назовем это вертикальным измерением), а власть - с организацией групп и больших масс людей для поддержания порядка, реализации чьих-то интересов, осуществления каких-то планов и т. п. (горизонтальное измерение). Другое отличие состоит в том, что идеи обычно возникают у отдельно взятых людей и для их реализации иногда другие люди не требуются (напр., в некоторых видах искусства), а для осуществления власти всегда нужны другие люди - обьекты приложения власти.
Из этого описания также ясно, где творчество и власть пересекаются: в момент, когда творец выходит на публику, чтобы продать или реализовать свою идею, или в тот момент, когда общество предьявляет социальный заказ творцу и пытается договориться с ним по-хорошему (а если не получается, то по-плохому). Ведь некоторым творцам для осуществления своих идей нужна поддержка общества и его структур власти (напр., творцам больших памятников, космических кораблей, и т.п.).
Кроме того, разработка и реализация крупных идей может требовать обьединения большого числа профессиональных творцов и их слаженной работы, а где большой коллектив, там неизбежно возникает иерархия. Нелегкое взаимодействие творчества и иерархии легко проследить по недавно опубликованным документам о двух крупнейших проектах советского времени - космическому и атомному. А вот пример с Запада: физика высоких энергий стала таким трудоемким делом, что над каждым проектом работают большие коллективы, в том числе десятки ученых; однако когда такой коллектив добивается успеха, Нобелевскую премию присуждают максимум трем участникам - естественно, тем, кто стоял во главе (и скорее всего занимался пробиванием фондов, организацией проекта, и т.д., а не реальной творческой работой).
Интересно, улучшит ли Агни йога отношения власти и творчества. У нас были перед глазами только две небольшие ячейки, построенные согласно принципам АЙ: "круг семи" в Нью-Йорке и личный ашрам Рерихов в Индии. Обе оказались недолговечными и распались; по-видимому, самой большой центробежной силой оказалось стремление участников групп делать то, что им нравилось, а не работать по указке. Если бы постоянно была какая-то отдача, работать по указке долго имело бы смысл; но добровольно пожертвовать личными творческими планами, иногда семьей, погубить карьеру, и т. д. возможно только тогда, когда работа приносит значительные результаты и моральное удовлетворение или хорошую денежную компенсацию.
Мы не знаем, как могло бы выглядеть общество будущего, построенное по принципам АЙ или одобренным в АЙ, и было бы ли оно в состоянии гармонизировать власть и творчество. Если суммировать то, что написано у Платона и в книгах "Община" и "напутствие Вождю", то получается следующая картина: кастовая система, строгая иерархия, примат государства над личностью, регламентация браков, контроль над образованием, строжайшая цензура искусства (вплоть до изгнания деятелей искусства, не могущих или не желающих приспособиться к требованиям властей)... Положительной чертой такого государства является его высокая устойчивость и эффективное функционирование. Отрицательной - нетерпимость к инакомыслию, и как следствие подавление или изгнание трудноконтролируемой прослойки, в которую, по-видимому, автоматически попадет немало творческих личностей. Можно ожидать, что 99% людей, живущих в таком обществе, будут сыты, одеты и обуты, а следовательно с частливы; но такое общество не разрешит проблему, которую предсказал Достоевский:
"Тогда выстроится хрустальный дворец. Тогда... Конечно, никак нельзя гарантировать..., что тогда не будет, например, ужасно скучно (потому что что ж и делать-то, когда все будет расчислено по табличке), зато все будет чрезвычайно благоразумно... Ведь я, например, нисколько не удивлюсь, если вдруг
ни с того ни с сего среди всеобщего будущего благоразумия возникнет
какой-нибудь джентльмен с неблагородной или, лучше сказать, с ретроградной и
насмешливою физиономией, упрет руки в боки и скажет нам всем: а что,
господа, не столкнуть ли нам все это благоразумие с одного разу, ногой,
прахом, единственно с тою целью, чтоб все эти логарифмы отправились к черту
и чтоб нам опять по своей глупой воле пожить! Это бы еще ничего, но обидно
то, что ведь непременно последователей найдет: так человек устроен. И все
это от самой пустейшей причины, об которой бы, кажется, и упоминать не
стоит: именно оттого, что человек, всегда и везде, кто бы он ни был, любил
действовать так, как хотел, а вовсе не так, как повелевали ему разум и
выгода; хотеть же можно и против собственной выгоды, а иногда и положительно
должно (это уж моя идея). Свое собственное, вольное и свободное хотенье,
свой собственный, хотя бы самый дикий каприз, своя фантазия, раздраженная
иногда хоть бы даже до сумасшествия, - вот это-то все и есть та самая,
пропущенная, самая выгодная выгода, которая ни под какую классификацию не
подходит и от которой все системы и теории постоянно разлетаются к черту. И
с чего это взяли все эти мудрецы, что человеку надо какого-то нормального,
какого-то добродетельного хотения? С чего это непременно вообразили они, что
человеку надо непременно благоразумно выгодного хотенья? Человеку надо -
одного только самостоятельного хотенья, чего бы эта самостоятельность ни
стоила и к чему бы ни привела."
Тут социалистическому (или платоновскому, или агни-йогическому) муравейнику противополагается свобода человеческого духа, которая, по мнению некоротых мыслителей, является самым драгоценным, неотьемлемым достоянием человека, превыше самой прекрасной власти, самой расчудесной йоги и самого сытого существования.
Суммирую: Разумная власть и разумное творчество могут сосуществовать и сотрудничать, почему бы и нет, но это нелегко и не всегда достижимо. В конфликте власти и творчества власть обычно одерживает верх в ближнем плане, но теряет в дальнем. |
Дерево сообщений
Поиск
Новая тема
Настройки